Весна раскрашивает мир заново. В воздухе разливается особенный свет, пробуждающий не только природу, но и память. В эти дни на разных концах города, в разных домах и храмах — свечи. Одни зажигаются за праздничным седером, другие — в руках верующих на пасхальной службе. Два праздника — два мира, и между ними — река времени шириной в две тысячи лет.

КОРНИ И КРОНЫ

Представьте себе дерево. Могучее, древнее, с глубокими корнями, уходящими в песчаную почву Синайской пустыни. Это дерево — библейская история, и от его мощного ствола отходят две большие ветви. Одна — продолжение прямого роста, другая — молодой побег, выросший позже, но набравший не меньшую силу. Песах и Пасха — как эти две ветви одного дерева, связанные общим корнем, но устремленные к разным участкам неба.

Слово «Песах» (פֶּסַח) на иврите означает «прошёл мимо», «миновал». Оно напоминает о той ночи, когда ангел смерти проходил мимо домов евреев, отмеченных кровью жертвенного ягненка, унося жизни первенцев египтян. Это начало свободы, exodus, великий исход из рабства — центральное событие еврейской истории.

А слово «Пасха» — всего лишь греческая транскрипция еврейского «Песах» (πάσχα), но вместившая в себя совершенно новые смыслы. И вот она, первая странность: одно слово, прошедшее через горнило перевода, приобрело совершенно иное значение.

ЯЗЫК КАК СУДЬБА

«Когда я слышу слово ‘Песах’, —говорит иудей— я чувствую вкус мацы на языке и слышу голос отца, читающего Агаду. Это вкус свободы — сухой и простой».

«А когда я слышу ‘Пасха’, — отвечает ему православный христианин, — я вижу куличи с глазурью, крашеные яйца и чувствую запах ладана. Это вкус чуда — сладкий и торжественный».

Два слова — две вселенные, два способа переживания весны, два пути к Богу.

Звуковая метаморфоза «Песах» — «Пасха» отражает исторический путь трансформации смыслов. Глухой шипящий звук «х» превратился в раскатистое «ха», словно робкий шепот истории обрел громогласное продолжение. В этом переходе звуков скрыта тайна перехода от одной веры к другой, от одного понимания мира к новому.

ДРАМА РАЗДЕЛЕНИЯ

Иисус и его ученики собрались в горнице на праздник Песах. Тайная вечеря — это седер, традиционная пасхальная трапеза. Но в тот вечер в привычный ритуал были внесены слова, изменившие ход истории: «Сие есть Тело Мое… Сия есть Кровь Моя…». В этот момент, словно при медленном тектоническом движении, одна духовная традиция начала отделяться от другой.

Представьте себе: маца, лежащая на столе во время седера, напоминает о поспешном бегстве из Египта — тесто не успело закваситься. Для евреев это символ исторической памяти. Для христиан та же маца стала евхаристическим хлебом, символом Тела Христова. Вино на том же столе: для одних — напоминание о четырех обещаниях избавления, для других — Новый Завет в Крови Спасителя.

Один стол, одни символы, разные прочтения. В этом — поразительная драматургия религиозной истории.

БОЛЬ РАЗРЫВА И ПАМЯТЬ О ЕДИНСТВЕ

«Мы читаем одни и те же книги Торы, — говорит рабби Шимон  — но видим в них разное. Христиане как будто читают между строк то, чего мы там не видим».

А православный священник отец Михаил, отвечает: «Мы действительно читаем между строк. Потому что там, между строками древних пророчеств, записана история Христа. Наши праздники — продолжение одной истории, но с разным финалом».

И в этом диалоге — боль тысячелетнего разделения и одновременно — удивительное осознание общности корней.

КАЛЕНДАРНЫЕ ПАРАДОКСЫ

Есть в этой истории и забавные парадоксы. Песах всегда празднуется в одно и то же время по еврейскому календарю — 14 нисана. Но христианская Пасха «гуляет» по весне, определяясь сложными астрономическими расчетами. Иногда два праздника почти совпадают, иногда расходятся на месяц.

Словно сама природа подчеркивает: близкие по происхождению события могут расходиться во времени, как расходятся две традиции. Иногда — почти касаясь друг друга, иногда — отдаляясь на значительное расстояние.

ТРАПЕЗА КАК СВЯЩЕННЫЙ ТЕКСТ

Что делает еврейская семья в Песах? Собирается за столом, рассказывает историю Исхода, ест особую пищу, задает четыре традиционных вопроса.

Что делает христианская семья на Пасху? Собирается за столом после ночной службы, разговляется после поста, христосуется и обменивается крашеными яйцами.

Две трапезы — два способа рассказать историю спасения. В одном случае — через горькие травы и хлеб бедности, в другом — через сладость куличей и яркость крашеных яиц. Горечь рабства и радость воскресения — контрастные эмоциональные полюса двух праздников.

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ И ЖЕРТВА

В центре еврейского Песаха когда-то было жертвоприношение агнца. Сегодня о нем напоминает лишь кость на седерном блюде.

В центре христианской Пасхи — Христос как Агнец Божий, принесший Себя в жертву за грехи мира.

Иудаизм говорит о коллективном освобождении народа, христианство — о личном воскресении каждого. В одном случае — история продолжается, в другом — история завершается и начинается новая эра.

ЭХО ВЗАИМНОГО ВЛИЯНИЯ

Мы привыкли считать, что христианская Пасха просто «выросла» из еврейского Песаха, но история сложнее. На протяжении веков две традиции влияли друг на друга.

Известно, что некоторые пасхальные обычаи христиан формировались в сложном диалоге с иудейской традицией — иногда через подражание, иногда через сознательное дистанцирование. И в символике крашеных яиц можно увидеть отголоски седерного блюда с его символическими компонентами.

НАДЕЖДА НА ВЕСНУ

В конце нашего путешествия от Песаха к Пасхе мы возвращаемся к весне — времени, когда природа напоминает о вечном обновлении жизни.

И еврей, и христианин, каждый по-своему, в эти весенние дни празднует победу жизни над смертью — будь то освобождение от рабства или воскресение из мертвых. И в этом — глубинное единство двух разошедшихся путей.

Две ветви одного дерева тянутся к небу, но питаются одними корнями. Песах и Пасха — две грамматические формы одного слова, два прочтения одной истории, две версии надежды на то, что смерть и рабство не имеют последнего слова.

А во что верите вы, когда весной зажигаете свечи?