Поделитесь Этой статьей


В ночь на 24 июня 2025 года мир стал свидетелем уникального дипломатического спектакля, где американский президент, катарский эмир и израильский премьер сыграли роли в предотвращении региональной катастрофы.
Когда часы в подземном бункере правительства показывали два часа ночи, Биньамин Нетаниягу завершал одно из самых драматичных заседаний кабинета в истории современного Израиля. Министры покидали секретное убежище с печатями молчания на губах — премьер категорически потребовал сохранить тишину до окончательного прояснения ситуации на местах. Но за кулисами этой ночной драмы разворачивался дипломатический триллер, достойный пера лучших сценаристов Голливуда.
История началась не в Иерусалиме, а в Вашингтоне, где Дональд Трамп — человек, который никогда не отличался дипломатической сдержанностью — внезапно превратился в архитектора ближневосточного мира. Согласно данным дипломатов, участвовавших в переговорах, американский президент первым добился согласия Израиля на прекращение огня, а затем обратился к проверенному посреднику — эмиру Катара шейху Тамиму бен Хамаду Аль-Тани с просьбой убедить Иран принять предложение.
Ирония ситуации заключалась в том, что всего за несколько часов до этого разговора иранские ракеты обрушились на катарскую землю, где расположена крупнейшая американская военная база в регионе — Аль-Удейд. Четырнадцать баллистических ракет устремились к цели, но тринадцать из них были перехвачены объединенной системой ПВО США и Катара, а одна упала в стороне от цели. Жертв не было — и это не случайность, а результат тщательно спланированной «символической реакции», как назвали её сами иранцы.

Трамп, получив уведомление о предстоящем ударе, отреагировал неожиданно благодарственно. «Я хочу поблагодарить Иран за то, что они дали нам предварительное уведомление, что позволило избежать жертв среди персонала», — заявил американский президент, добавив, что атака была «очень слабой». Эта реакция стала ключом к пониманию всей дипломатической партии: и Иран, и США играли по сценарию, написанному для де-эскалации, а не для разжигания конфликта.
Катарский премьер-министр Мохаммед бен Абдуррахман Аль-Тани стал незаменимым связующим звеном в этой цепочке. После звонка Трампа эмиру, именно он взял на себя деликатную миссию убеждения Тегерана. Одновременно вице-президент Джей Ди Вэнс координировал технические детали соглашения с катарской стороной, демонстрируя, что новая американская администрация способна на многоуровневую дипломатию даже в условиях военного кризиса.
Особенно примечательным стал момент, когда Трамп публично поблагодарил Катар за посредничество, несмотря на то, что эта страна стала жертвой иранского ракетного удара всего несколькими часами ранее. Дипломат, участвовавший в переговорах, отметил: «Несмотря на то что Катар подвергся атаке, они отложили это в сторону ради завершения сделки».
В Иерусалиме тем временем разворачивался собственный политический спектакль. Нетаниягу не стал выносить вопрос о прекращении огня на голосование в кабинете — решение уже было принято в консультации с высшим военным руководством. Официальное правительственное заявление, опубликованное утром 24 июня, подчеркивало: «В свете достижения целей операции и в полной координации с президентом Трампом, Израиль согласился на предложение президента о двустороннем прекращении огня». Израильский премьер особо предупредил: «Израиль жестко отреагирует на любое нарушение перемирия».
Механизм прекращения огня оказался столь же театральным, как и весь процесс переговоров. Иран должен был прекратить боевые действия в 7:00 утра, Израиль — в 19:00 того же дня, а через 24 часа война официально считалась бы завершенной. Эта асимметрия во времени стала последним штрихом в дипломатической архитектуре, позволяющей обеим сторонам сохранить лицо.
Но за всеми этими дипломатическими кружевами скрывается более глубокая истина о современной ближневосточной политике. Роль традиционных посредников — от ООН до Европейского союза, России и Китая — оказалась минимальной. Вместо этого американо-катарский тандем продемонстрировал эффективность прагматичной дипломатии, основанной на личных отношениях лидеров и готовности к компромиссам ради предотвращения большой войны.