В пространстве старинных коридоров шотландского университета она движется быстрым шагом. Невысокая девушка с добрым взглядом. Еще полгода назад она была просто студенткой, приехавшей учиться из далекого Израиля. Сегодня она — голос сотен молчащих от страха.

I. Точка невозврата

Седьмое октября разделило её жизнь на «до» и «после». В то утро Анат Краскин проснулась еще одной иностранной студенткой в Глазго. К вечеру стала воином. Не по выбору — по необходимости.

Когда новости о теракте в Израиле заполонили информационное пространство, кампус Университета Глазго, казалось, должен был стать местом скорби и поддержки. Но произошло невообразимое: вместо сочувствия — радость. Вместо солидарности — оправдание террора. Вместо эмпатии — ненависть.

— Мне звонили дрожащие от страха еврейские студенты, — рассказывает Анат, пока мы медленно идем по университетскому двору. — Они спрашивали, безопасно ли показываться в кампусе, можно ли признаваться, что ты — еврей. В двадцать первом веке, в сердце Европы.

В её голосе — не истерика, а тихая, сдержанная ярость. Ярость человека, который видит несправедливость и не может молчать.

II. Дочь репатриантов

Анат выросла в семье репатриантов, для которых Израиль стал домом после долгих скитаний. Историю своей семьи она рассказывает скупо, без лишних деталей. Но в этой скупости — океан непроговоренной боли.

— Когда твои предки веками жили в странах, где в любой момент могли стать объектом преследования, ты особенно остро чувствуешь несправедливость, — говорит она. — Израиль для меня и миллионов других евреев — это не просто строчка в новостях или политическая абстракция. Это единственное место на земле, где мы можем не бояться быть собой.

Университетский двор наполняется студентами. Некоторые смотрят на нас с интересом, другие — с откровенной неприязнью. Анат привыкла к этим взглядам. За последние месяцы она стала заметной фигурой в кампусе — и главной мишенью для тех, кто ищет легкого врага.

III. Маски ненависти

— Антисемитизм — древнейший вирус, который постоянно мутирует, — объясняет Анат, когда мы заходим в маленькое кафе неподалеку от университета. — Раньше евреев ненавидели за распятие Христа, потом — за «отравление колодцев», позже — за «контроль над банками». Сегодня ненависть прячется за критикой Израиля и сионизма.

Она заказывает чай с мятой — привычка, привезенная из дома. Её пальцы нервно постукивают по столешнице. В этой девушке удивительно сочетаются хрупкость и внутренняя сила, почти физически ощутимая.

— Когда 80% евреев считают себя сионистами, а активисты требуют «запретить сионистов на кампусе» — это не политическая позиция. Это призыв к изгнанию евреев, — её голос не повышается, но каждое слово звучит как удар колокола. — Если бы против любой другой этнической или религиозной группы звучали подобные призывы, университет немедленно отреагировал бы. Но когда дело касается евреев, вдруг возникает странная слепота.

IV. Минуты мужества

В марте Анат решилась на поступок, который немногие совершили бы на её месте. Она написала открытую статью в одно из крупнейших изданий Шотландии — «The Herald». Прямо, без экивоков назвала происходящее в университете антисемитизмом и потребовала реакции.

— Было страшно, — признаётся она. — Я знала, что после публикации стану еще более заметной мишенью. Но еще страшнее было продолжать молчать.

Статья произвела эффект разорвавшейся бомбы. Руководство университета было вынуждено выступить с заявлением. Другие медиа подхватили тему. Анат внезапно оказалась в эпицентре общественной дискуссии.

— Я не искала этой роли, — говорит она, глядя в окно кафе на проходящих мимо студентов. — Но если не я — то кто? Если не сейчас — то когда?

В этой фразе — отголосок древней еврейской мудрости. Талмудическое изречение, ставшее для неё руководством к действию.

V. Цена мужества

За свою принципиальность Анат платит высокую цену. Оскорбления в социальных сетях. Угрозы. Травля. Постоянное чувство опасности.

— Иногда я просыпаюсь среди ночи от каждого шороха, — признаётся она. — Проверяю телефон и вижу десятки новых оскорбительных сообщений. В такие моменты очень хочется все бросить, вернуться домой в Израиль.

Но она остается. Продолжает учиться. Продолжает бороться.

— Знаете, в чем главный парадокс? — спрашивает Анат. — Те самые люди, которые кричат о свободе и справедливости для одних, стремятся лишить голоса других. Те, кто говорит о борьбе с дискриминацией, сами практикуют дискриминацию. И это происходит в университете — месте, которое должно учить критическому мышлению и уважению к многообразию мнений.

VI. Уроки истории

В британском обществе память о Холокосте постепенно тускнеет, считает Анат. Новое поколение, выросшее на упрощенных представлениях о добре и зле, легко поддается манипуляциям.

— Когда я слышу лозунг «Долгой жизни интифаде» на территории британского университета, я вспоминаю, что интифада — это не мирный протест, — говорит она. — Это серия террористических атак, унесших жизни сотен мирных израильтян — евреев и арабов. Когда студенты в масках скандируют этот лозунг, они фактически прославляют убийство невинных людей.

На мгновение её голос дрогнул. Впервые за всю нашу встречу в нем послышалась боль.

— Самое страшное — безразличие окружающих, — продолжает она тише. — Когда ты видишь, как профессора и администрация университета отворачиваются, делают вид, что ничего особенного не происходит. Когда большинство студентов просто проходят мимо. Это напоминает мне историю Европы 1930-х годов, когда многие предпочитали не замечать растущую волну ненависти. Мы знаем, чем это закончилось.

VII. За пределами кампуса

Парадоксально, но борьба Анат принесла ей и нежданных союзников. После публикации ей стали писать студенты других вузов, столкнувшиеся с похожими проблемами. Преподаватели, которые боялись открыто выступить против радикализации кампусов. Даже некоторые мусульмане, уставшие от насаждаемой им ненависти.

— Однажды ко мне подошла девушка-мусульманка и тихо сказала: «Спасибо тебе. Я тоже не согласна с тем, что происходит, но боюсь говорить. Меня сразу назовут предательницей», — рассказывает Анат. — Это был момент, когда я поняла, что моя борьба — не только за еврейских студентов. Она за право каждого иметь свое мнение без страха преследования.

Хотя основное сражение пока не выиграно, маленькие победы случаются. Университет Глазго вынужден был признать проблему. Британские медиа обратили внимание на ситуацию. Началась общественная дискуссия.

— Я верю, что большинство людей справедливы и добры, — говорит Анат. — Но добро молчаливо, а зло — громогласно. Моя задача — сделать так, чтобы голос справедливости звучал громче.

VIII. Право на надежду

Когда мы прощаемся, я спрашиваю Анат о её мечте. Она ненадолго задумывается.

— Я хочу вернуться к нормальной студенческой жизни, — произносит она с легкой улыбкой. — Хочу волноваться об экзаменах и вечеринках, а не о безопасности еврейских студентов. Хочу, чтобы мои дети, где бы они ни жили — в Израиле или в диаспоре — никогда не боялись признаться, что они евреи.

Она берет свою сумку, проверяет телефон. Новый день, новые сражения.

— Знаете, есть старая еврейская мудрость, — говорит она на прощание. — «Тот, кто спасает одну жизнь, спасает целый мир». Я не знаю, помогаю ли я хоть кому-то своей борьбой. Но я точно знаю, что не смогла бы жить с собой в мире, если бы молчала.

Анат Краскин уходит по университетской аллее —  Но в её походке — решимость человека, который знает, за что сражается. Одинокий голос, который, возможно, услышат другие. А может быть — и целый мир.

Когда истина становится еретической мыслью, говорить её вслух — акт невероятной отваги. В мире, где размываются границы между правдой и ложью, такие люди как Анат Краскин напоминают нам: иногда стоять в одиночку на стороне справедливости требует большего мужества, чем идти со всеми по пути наименьшего сопротивления.

Глазго – Иерусалим.