Предпасхальное утро в Иерусалиме, напротив Храма гроба Господня, начинается задолго до рассвета. Накануне праздников оно приходит на цыпочках — с шорохом раций, щелчками затворов и тихими командами на иврите. В темноте, пока звёзды ещё спят на небе, а паломники только пробуждаются в своих гостиницах и хостелах, полицейские уже занимают позиции. Их силуэты — чёрные фигуры на фоне древних каменных стен — словно материализуются из тысячелетней истории этого города. В этом году иудейские и христианские праздники следуют один за другим, и некоторые их даты совпадают.
«Бэседер?» — «Хаколь бэседер», — переговариваются они. «Всё в порядке?» — «Всё в порядке».
Но на самом деле «хаколь бэседер» — это не констатация, а цель. Цель для сотен полицейских, расставленных по периметру Старого города и внутри него. Цель для пограничников, чьи глаза сканируют толпу через прорези шлемов, сохраняя безопасность паломников во время церемонии Схождения Благодатного Огня.
Мы стоим на крыше одного из зданий с видом на площадь перед Храмом Гроба Господня. Отсюда, с высоты, людской поток напоминает реку — живую, пульсирующую, разноцветную от одежд паломников разных конфессий.
«В этом году ожидается около четырех тысяч человек. А эмоции в этот день — как порох. Один неверный шаг, одно неосторожное слово — и…» Офицер пресс-службы полиции не договаривает, но и так понятно. История знает случаи, когда религиозный экстаз превращался в трагедию. Как в 1834 году, когда в давке погибло около 400 паломников. Или как в прошлые годы, когда традиционные столкновения между греческими и армянскими верующими привели к вмешательству израильской полиции.
Солнце уже высоко, когда я спускаюсь на узкие улочки Старого города. Здесь иначе ощущается пространство — оно сжато домами так плотно, что кажется, будто воздух между ними спрессован веками.
«Не останавливайтесь, продолжайте движение!» — звучит команда на иврите, английском, русском.
И толпа движется — многоязыкая, разновозрастная, объединенная ожиданием чуда. Пожилая женщина из Грузии держит в руках свечи, как величайшую драгоценность. Молодая семья из России что-то взволнованно обсуждает, прижимая к себе маленького сына. Греческие монахи в высоких клобуках скользят сквозь толпу, как темные призраки.
«Я приехал в четвертый раз, — рассказывает мне Георгий, паломник из Минска. — И каждый год я чувствую одновременно волнение и странное спокойствие».
Георгий улыбается, а в его глазах — отражение солнца и чего-то большего, чему я не могу подобрать название.
К полудню напряжение становится почти осязаемым. Полиция перекрывает движение по основным улицам вокруг Храма. В рацию полицейского поступают доклады от разных постов, его лицо становится всё более собранным. В этот момент каждый человек в форме чувствует на себе особенную ответственность за сохранение безопасности граждан.
«Большинство людей не осознают, сколько работы скрыто от их глаз, — говорит полицейский. — Они видят щиты и автоматы, но не видят планирования, анализа, превентивных мер. За каждым полицейским здесь стоит не только его подготовка, но и информационная система, алгоритмы, опыт предыдущих лет».
Площадь перед храмом напоминает пёстрый ковёр — здесь смешались кресты и хоругви, свечи и лампады, телекамеры и смартфоны. Люди занимают каждый квадратный сантиметр. Кто-то молится, кто-то тихо переговаривается, кто-то застыл в ожидании.
А по периметру — другой мир. Двое полицейских тихо переговариваются недалеко от меня:
— Как думаешь, в этом году опять будет тот паломник с мегафоном? — Надеюсь, нет. В прошлом году он чуть не спровоцировал давку со своими речами…
В их голосах — усталость и что-то похожее на заботу. Как будто они говорят о капризных, но любимых родственниках.
Когда приходит главный момент, когда Патриарх входит в Кувуклию и наступает тишина ожидания, я замечаю, как меняются лица. И не только у верующих — у полицейских тоже. Как будто в этот момент стирается грань между охраняющими и охраняемыми. Они все — люди под одним небом, в городе, где время иногда замирает, а иногда несётся вскачь через тысячелетия.
После окончания церемонии, толпы начинают расходиться, Иерусалим словно выдыхает. Полицейские всё ещё на постах, но их позы уже менее напряженные. Сегодня всё прошло хаколь бэседер. Всё в порядке.
Я спрашиваю полицейского, что он чувствует сейчас, когда основная часть работы позади.
«Знаете, — отвечает он после паузы, — в Иерусалиме всё странным образом переплетается. Мы охраняем религиозную церемонию, которая происходит у христиан, а сами в большинстве своем иудеи. Мы стоим с оружием там, где люди молятся о мире. Мы следим за порядком в этом месте. И готовы вступить в бой за каждого паломника. Это город парадоксов, и мы — часть этих парадоксов».
Он улыбается устало и добавляет: «До следующего года. А там снова будем надеяться, что всё пройдет хаколь бэседер».
Во второй половине дня, когда огни полицейских машин уже не мерцают у Старого города, а основные силы передислоцированы в другие районы, я иду по опустевшим улочкам. Здесь и там виднеются следы недавнего присутствия тысяч людей .
И вдруг в одном из закоулков я вижу Георгия из Минска, с которым перебросилась сегодня парой слов на площади перед Храмом Он сидит на каменной скамье и держит в руках обожженные от святого огня свечи. Увидев меня, он делает жест, приглашая присесть рядом.
«Моя бабушка, — она всегда хотела сюда приехать, но так и не смогла. Каждый год я беру свечи для неё. Она умерла пятнадцать лет назад, но мне кажется, она знает».
Мы сидим молча, глядя на прохожих. В этом древнем городе, видевшем тысячи конфликтов и миллионы молитв, есть место для всего — для веры и сомнения, для оружия и свечей, для страха и надежды.
Где-то вдалеке слышен шум рации. Завтра наступит новый день и новые заботы. Но сегодня над Иерусалимом опускается ночь, и город спит, охраняемый теми, кто бодрствует, чтобы другие могли видеть сны о чуде.
ИЕРУСАЛИМ — МОСКВА. 19 апреля 2025